ModernRel.Ru

Кем должно быть достигнуто это понимание литургического предания? Вероятно, всеми верными, равно клириками и мирянами. Какими средствами это должно быть достигнуто? Очевидно, через научение - духовное и интеллектуальное - тем меньшинством, которое уже просвещено или просвещается; т. е. теми учеными-литургистами, которые достигли понимания предания (или находятся в процессе его постижения), а впоследствии теми, кого они научат: "мы должны постараться раскрыть lex orandi, который ни один из этих случайных элементов не смог затмить".

Не обнаружит ли сразу же каждый литургически образованный приходской священник, - а на практике в основном именно на таких священников ляжет эта задача - стараясь помочь своей пастве на этом пути, что эти "случайные составляющие" смогли "затмить" lex orandi? Если же они не смогли, то почему возникло такое непонимание, зачем нужно вновь раскрывать утерянный смысл?

Является ли сам lex orandi чем-то настолько слабым, что его понимание или непонимание целиком зависит от внешних по отношению к нему влияний? Если это так, то об "органическом" восстановлении правильного его понимания не может быть и речи: как еще может быть тогда достигнуто это понимание, если не посредством "внешней литургической реформы"? Если же это не так, то как это восстановление может быть достигнуто, если не через исправление того, что было искажено в самом lex orandi? И как тогда мы можем говорить о "неизменных источниках литургического предания"? Или же эти источники являются внешними по отношению к lex orandi, и если это так, то что же именно они из себя представляют, и как lex orandi с ними соотносится? Возможно ли восстановить истинное литургическое благочестие, не убрав из самой литургии те искажения, которые были внесены в нее из-за упадка этого благочестия во времена позднего Средневековья? Если нет, то "внешняя литургическая реформа" необходима уже совсем в другом смысле, не правда ли? Если же это возможно, то можем ли мы вообще после этого говорить о lex orandi? Не будет ли это, пользуясь проницательным выражением Дома Ботта, сведением самой литургии к случайному "протоколу общественных отношений с Богом"? Что есть "литургическое богословие" и "литургическое благочестие", если не богословие и благочестие, основанные на литургии? И как они могут быть восстановлены или возрождены, если не через восстановление или возрождение полноты самой литургии? Конечно, эти два процесса идут рука об руку, но должно ли это движение быть обязательно двусторонним?

Возьмем простой пример. Предположим, приходской священник хочет привести своих прихожан к действительному пониманию значения "малого входа" - предмета, о котором о. Александр Шмеман так проницательно и поучительно писал в других своих публикациях. Как же он (священник) может это сделать, не указывая на недостатки современной формы "малого входа"- не "осуждая их во имя литургической чистоты"? Как он может это сделать, не осознав и не призывая других осознать тот факт, что историческое развитие привело к такому затемнению lex orandi, что теперь он почти неразличим? И придя к подлинному и духовно значимому его пониманию, будет ли он и его паства удовлетворены, по-прежнему совершая богослужение в его бессмысленной упадочной форме?

Нет, очевидно нет, но они не должны ничего делать в поисках изменения, потому что это изменение произойдет не путем "внешней литургической реформы", являющейся результатом "планирования и реформирования сверху", но "органически". "Понимание lex orandi приведет - "органически" - к необходимой чистке и изменениям, но все это произойдет без разрыва целостности, без какого-либо кризиса".

Что именно это значит? Это звучит впечатляюще, но что это значит, что это будет означать на практике? Может ли изменение не быть изменением? Если же нет, то чем оно может быть, если не "разрывом целостности" в каком-то смысле и какой-то мере? Если же отец Александр Шмеман имеет в виду под "разрывом целостности" что-либо другое, то что именно? Имеет ли он в виду под литургической реформой реформу столь коренную по типу и столь большую по влиянию, что она приведет к полному перевороту lex orandi? Если да, то как он представляет себе осуществление этого? Имеет ли он в виду литургическую реформу, которую некоторые люди будут воспринимать как полный переворот? Если да, то почти неизбежно, что любая мера по осуществлению реформы где-то обязательно будет рассматриваться именно так. Не приведет ли это неминуемо к какому-то "кризису", независимо от того - где, кем и каким образом эта реформа будет начата или осуществлена?