ModernRel.Ru

Ты объявил, что призовешь Цезаря на помощь? Тогда ты наверняка погибнешь, сириец (т.е. подданный императора. – Г. Г.),

Но мы не согласны никому подчиняться, пока сами можем вести за собой невзнузданных людей.

Ни одно из этих государственных образований, и даже не Хира (что означает «военный лагерь») лахмидских князей, которые время от времени в качестве представителей арабского мира вели переговоры с персами, не сумело заставить бедуинов отказаться от их склонности к анархии.

Весьма примечательно, что волны мировой политики и крупные интеллектуальные движения оказывали эффективное воздействие только на прочные государственные образования, а среди городских поселений – лишь на Мекку.

Из истории известно, что незадолго до рождения Пророка какой-то человек едва не стал королем Мекки и что нечто подобное произошло с одним из противников Мухаммада в Медине. Описание этих событий свидетельствует о враждебности, которую повсюду на арабской земле питали к деспоту, именовавшемуся королем (малик) или властителем (рабб). Племя имело все основания гордиться тем, что обрело господство над другими племенами, но избавление от ига чужестранца или даже местного тирана было таким же поводом для гордости и куда более соответствовало темпераменту арабов. Ал-Кутами в 700 г. со свойственной ему лаконичностью описывает отношение бе-дуинов к власти: «Сегодня мы повинуемся нашему повелителю, завтра мы не слушаемся его; мы не чувствуем себя обязанными всегда искать его совета». Анархия, из-за которой арабской империи будет впоследствии суждено истечь кровью и погибнуть, могла еще казаться желанной в то время, когда в политической сфере не было выдвинуто ни одной объединяющей идеи; однако, вне всякого сомнения, именно она была повинна в том, что в столетии, предшествовавшем возвышению ислама, племена растрачивали свою энергию в мелких войнах всех против всех. В результате они так ослабели, что уже одно это объясняет быстрый успех мусульманского учения. Южноаравийские предания полны грез о всемирной империи. В исламские времена они мешали историческому развитию, но по крайней мере свидетельствовали о стремлении к сильной власти и об определенном понимании того, что для создания военного механизма необходимо создание государства. В то же время североаравийские повести, рассказывающие о «победных днях арабов», гораздо более привлекательны, так как они более реалистичны и свободны от коллективной мании величия. В них отражается замкнутый мир изысканного полуварварства, который пытается компенсировать собственную изолированность, преувеличивая важность мельчайших событий.

В тех случаях, когда родственные группы в Северной и Центральной Аравии надолго объединялись, это происходило под защитой культа. «Конфедерации», существование которых в Мекке в конце VI столетия может быть установлено с достоверностью, по-видимому, даже натравливали друг на друга членов одних и тех же родственных групп. В остальных частях полуострова, особенно на границе с Месопотамией, клятва побратимства (тахалуф) приводила иногда к созданию конфедераций. Хотя реальной политической силой такие конфедерации не стали, они ощущали себя связанными тесными узами и порой объединялись для совместных действий.