ModernRel.Ru

Когда живое существо встречается с каким–либо явлением, то оно реагирует, отвечает на него: оно или убегает, или бросается, как на добычу, или остается равнодушным и т. п. Часто живое существо «знает», как реагировать на это: например, собака, которой дается кусок мяса, сначала понюхает его и затем начинает есть. В других случаях это живое существо «не знает», как реагировать; когда оно не знает, оно колеблется; этому колебанию соответствует чувство, могущее быть выраженным словами: «а может быть, это опасно? может быть, от этого возникает боль?», — животное не знает, с какой стороны ждать этой опасности и боли, — тогда получается тревожное чувство неизвестности. Все эти чувства мы предполагаем в животных по аналогии* с нами самими. Именно это чувство в данном случае испытывала собака Дарвина — то самое чувство, которое является родоначальником религиозного чувства.

По сходству.

Человек приблизительно разбирался в том, что может служить ему пищей, кто его друг, его враг, что такое деревья в лесу или ручей; он наблюдал явления, которые могли причинить ему боль; он понимал, что такое огонь; он знал, что нельзя ходить по воде, не умея плавать, в глубоких местах; он знал, что он может встретиться с известными ему опасностями, но очень часто, особенно в темноте, когда человек не вполне уясняет себе то, что он видит, ему должно быть просто жутко. Мы знаем, что иногда человеку в темноте мерещится то, чего совсем нет. Просто белеет береза, и ничего опасного нет, а человек начинает с напряженным вниманием всматриваться в это непонятное ему нечто, в душу его вселяется тревога — а не развернется ли из этого какая–нибудь опасность? Это роднит человека с животным, и вот это чувство тревоги перед непонятным и вызывает впоследствии то, что называется религиозным чувством.

Человек обладает более высоким интеллектом, чем животное, он более определенно связывает одно явление с другим, он ищет причинную связь. Это животное–человек, реагируя на что–нибудь, не останавливается только на данном; он свое действие, свою реакцию распространяет не только на него, но связывает его с другими явлениями или предметами. Скажем, человек испытывает боль в ноге. Как же он реагирует? Он должен знать, отчего это происходит, он должен знать, какая причина производит эту боль. Он рассматривает свою ногу. Оказывается, что туда попала заноза. Он понимает, что эту занозу нужно вытянуть и тогда боль исчезнет. Значит, для того, чтобы реагировать на это явление, чтобы прекратить боль, нужно сознать причинную связь между этим куском дерева, впившимся в кожу, и ощущением боли. Это настолько просто, что даже многие животные, например некоторые обезьяны, во многих случаях такую причинную связь усматривают. Но человек эту причинную связь развивает все больше и больше, идет в этом отношении все дальше и дальше; он изучает как явления и предметы, так и те результаты, которые из них получаются, т. е. задается вопросом, что ему нужно сделать при определенном условии для того, чтобы добиться известных результатов. Таким образом он овладевает постепенно природой, он влияет до известной степени на нее, у него уже есть определенные методы, определенные способы воздействия на окружающую природу.

Изучение связи явлений, изучение того, что именно пужно делать в тех или других обстоятельствах, чтобы добиться тех или других результатов, приучают его к рассмотрению всех явлений в их причинной связи и приучают его спрашивать себя, когда какое–нибудь явление происходит, — что служит этому причиной?

Но как у животных бессловесных, так и у человека имеется некоторый ряд явлений, причину которых он никоим образом не может себе объяснить; есть целый ряд явлений, причина которых ему совершенно неизвестна.

Макс Мюллер предполагал, что первобытный человек должен был спрашивать себя — почему солнце восходит на востоке и заходит на западе? Почему бегут реки, почему веют ветры? Но на самом деле дикари вовсе не спрашивают себя об этом, и только на гораздо более поздней стадии развития культуры люди начинают задаваться такими вопросами. Когда кто–то из исследователей задал такой вопрос бушменам Южной Африки, то эти последние страшно смеялись над ним, находили его ужасно глупым человеком, потому что — как можно спрашивать о вещи, которая сама собой разумеется и каждый день происходит? Мы знаем, что это так бывает, а почему — об этом нелепо даже и спрашивать, — вот каково было их рассуждение. Мы и сейчас имеем целый ряд явлений, которые весьма загадочны для человека малообразованного, но о которых он вовсе не спрашивает себя. Представьте малограмотного человека, которого мы спросили бы, почему бьется сердце. Что он вам на это ответит? Он, вероятно., ответит, как бушмен, — бьется, потому что так устроено. Он не задавался этим вопросом, он не спрашивал себя об этом, и он не может объяснить, в чем тут дело, какая причина действия этого органа, почему этот орган работает все время так равномерно. О привычных вещах не спрашивают себя. Никто не спрашивает себя, почему кровь красна или почему у руки 5 пальцев. Но даже далеко не каждый интеллигентный человек может сказать точно, почему мы можем поднять руку, когда захотим. Из 5 интеллигентов найдется трое, которые ответят, но и то, по всей вероятности, не смогут ни в какой мере точно объяснить этого явления. Они скажут, что таков человеческий организм, что таков закон самопроизвольных движений и т. д., но очень редко вам в ответ на этот вопрос будет изложена та теория, тот взгляд на связь между сознанием и физическими явлениями, который с величайшим трудом разрабатывается настоящей наукой и для которого нет даже, в сущности говоря, совершенно удовлетворительного и окончательного ответа. Таким образом оказывается, что человек может жить в обыкновенных, совершенно определенных условиях, в определенной обстановке, не спрашивая себя о величайших явлениях, привычных ему настолько, что никто о. них и не говорит. Если человек может жить, не спрашивая себя, как устроен его организм, почему его воля может передаваться во внешних его движениях, — даже на нашей ступени развития человеческого познания, то на очень первобытной стадии развития, естественно, он так же точно не задавался вопросами о солнечных лучах, течении рек и т. д. Мысль обо всем этом родилась уже гораздо позже.