ModernRel.Ru

Обсуждение в Думат ал-Джандале фактически касалось личности законного халифа; юридически же вопрос стоял о том, была ли кровь Османа пролита справедливо. Естественно, поскольку ответ был отрицательным, была выдвинута идея, чтобы новый шура назначил законного халифа. Впечатляющий рассказ о том, как представитель Али сам предложил лишить власти обоих противников, в то время как посланник Муавийи сделал это в отношении одного только Али, не может быть верен, так как Муавийа принял титул халифа лишь через два года в Иерусалиме. Тем не менее утверждение о легитимности власти Али было сильно поколеблено.

Наряду с отсутствием единодушия в рядах иракцев и их недисциплинированностью это предрешало победу Муавийи, даже если бы Али 24 января 661 г. не был убит одним из хариджитов. Сын погибшего халифа Хасан (ум. 669) отказался от своих притязаний на верховную власть в пользу Муавийи в обмен на финансовую компенсацию, и через несколько месяцев гражданская война закончилась.

Вызывает удивление, как плохо использовали этот раскол покоренные народы, чтобы избавиться от арабского господства: волнения возникли лишь в Иране и на Бахрейне. Разумеется, формально единство джамаа было восстановлено, но под внешним благополучием скрывалось окончательное и бесповоротное разделение на партии. Шиат Али – «партия Али» – в это время находила опору в иракском патриотизме, тогда как Омейядов, которым предстояло почти на столетие завладеть Халифатом, в основном поддерживали сирийцы. Но обе эти парт-ии были связаны с религией не менее тесно, чем хариджиты; главнейший вопрос всегда состоял в том, кто является законным халифом, а вовсе не в том, в каком отношении халиф находится к мусульманской общине и к ее империи. И та и другая партия пытались по-своему толковать принципы, которые легли в основу поступков или слов Пророка, и гражданская война приобрела характер нравственного испытания, по-арабски фитна под этим названием она и вошла в исламскую историю. Отныне каждый верующий разделял ответственность за судьбу общины; он знал, что непростительно проливать кровь единоверца; следует также воздерживаться от всего того, что противоречит основным обязанностям мусульманина; кроме того, надлежит признавать Истину и готовить ее триумф.

Хариджиты глубоко восприняли провозглашенный в Коране принцип, согласно которому единственным критерием, определяющим положение человека в общине, является благочестие. Они считали этику индивидуума и государства единой. Руководство уммой должно принадлежать лучшим; положение человека в общине определяется его поведением; безразличные ко всему массы не лучше язычников; отказ принять хариджитскую концепцию предопределяет исключение человека из общины и оправдывает его убийство; даже хариджит, если он совершает тяжкий грех, должен быть исключен из общины. Происхождение человека не играет никакой роли. Вначале это лишь означало, что курайшитам отказано в исключительном праве занимать пост халифа; халифы, избранные хариджитами, происходили из самых разных племен. Соединение нравственного деспотизма с политической властью делало долгом истинных мусульман низложение халифа, который впал в смертный грех и не покаялся публично; это, естественно, вело к расколу и к разделению на секты, иначе говоря, к невозможности создания государства. Вскоре хариджиты провозгласили моральное и, следовательно, политическое равенство арабов и неарабов в исламе: они стали первыми шуубитами, самыми страстными поборниками равенства среди последователей Пророка и Божественной книги; эти идеи всегда находили поддержку среди угнетенных и потерявших надежду. Вечные мятежники, неспособные, а быть может, и не желающие построить всемирное мусульманское сообщество, они были готовы отдать свою жизнь ради того, чтобы достичь рая. Они сделали возможным объединение всех тех, кто, вырвавшись из тесных рамок реальности во имя так никогда и не понятого до конца божественного закона, считал более важным уничтожить политическую и социальную несправедливость, чем сохранить всеохватывающую умму, хотя они и подтвердили ее универсальность своей концепцией равенства верующих.

Наиболее яркими представителями общины, которая с течением времени стала господствовать в исламе под именем «суннитской», были, по-видимому, сирийцы. Общине принадлежала власть над объединенным государством; от верности общине зависело политическое и социальное положение человека; религиозные проблемы принимались во внимание лишь в той мере, в какой они непосредственно касались универсальности общины и осуществления ее планов; отстранение неарабов от государственной деятельности стало правилом, в то время этот вопрос даже не обсуждался. Самым же важным было убеждение, основанное на старой традиции, согласно которой только курайшиты, соплеменники Пророка, обладают правом на пост халифа. Позднее это убеждение, рожденное господствующей идеологией, стало разделять подавляющее большинство мусульман-неарабов. Его можно толковать как несколько формализованный элемент централизма в джамаа, которая так никогда и не приобрела характер церковной организации. В отношении Омейядов шииты ощущали все большую необходимость в том, чтобы заручиться теологической поддержкой для заимствованного из Персии наивного легитимизма, которая закрепила бы власть в Халифате только лишь за потомками семьи Пророка. Эта идея находила слабую поддержку в арабской традиции. Приходилось заимствовать чуждые исламу представления, такие, например, как мысль о наследственной передаче божественного начала от Адама к Мухаммаду и далее к Али и его преемникам; так оправдывалось стремление распространить влияние шиизма на весь Ирак и укоренить его среди сирийцев.